запасти? – сказал Лех. – Только взять не во что, если вернуться.

Но Ниоль была против:

– Неохота задерживаться. По-моему, тут должно быть много колодцев… то есть выходов водопроводных труб. Скорее всего, те дикие племена и кочуют от одного источника к другому.

Они бодро зашагали. Собака убегала вперед, скрывалась за кучами битого кигона и возвращалась.

Тропинка сворачивала влево от направления на восток, и Лех остановился:

– Лучше нам по дорожкам, а? Если просто так, заплутаемся еще. Даже носороги в заповеднике, я читал, ходят в джунглях по тропинкам.

– Не стоит. Напрямик быстрей доберемся. Мне, кстати, вечером надо быть на работе – поливать цветы в саду.

Полдень застал их среди необозримых завалов щебня обессиленными. Лех и Ниоль, по их расчету, оставили за собой километров тридцать, и сначала те давались не слишком тяжело. Дважды они попадали на отрезки засыпанной песком, затянутой глиной дороги – то ли предполагаемой автострады, то ли улицы; последний отрезок продвинул их разом километров на восемь. Вообще идти было интересно, потому что местность все время менялась. То долина, рассеченная кигоновыми фундаментами, то огромные белые штабели каких-то плит, то почти непроходимые заросли ржавых проволочных сеток, то песчаные либо гравийные дюны. Иногда, спускаясь в центр очередного котлована, Лех чувствовал себя как в первобытном мире. Вот они двое, мужчина и женщина, пара, которой снова зачинать род человеческий среди дикости строительного запустения. И даже собака с ними – представитель фауны. Правда, начисто отсутствовала флора. Но можно было думать, что на базе техники, которую теперь уже следовало считать самой природой, удастся создать искусственные растения.

Однако позже он слишком замучился, чтобы размышлять о таком. Около часа они брели по всхолмленной щебеночной равнине, где однообразие окружающего лишь изредка прерывалось огромной бесформенной бетонной глыбой, безжизненным, окостеневшим телом маленького компрессора или трупом могучего бульдозера, полузасыпанного, погибшего как раз в тот момент, когда он взялся толкать перед собой кучу каменных обломков. Было ужасно жарко, контуры щебеночных барханов подергивались, смущаемые струящимся вверх горячим воздухом. Лех попытался плюнуть просто для опыта, но с трудом собранную, густую, липкую слюну невозможно было вытолкнуть из пересохшего рта.

Почва здесь понизилась, косая башня скрылась за низким горизонтом.

– Не могу больше, – хрипло сказала Ниоль. – Давайте отдохнем.

Она присела на кожух компрессора и тотчас вскочила:

– О-ой! Как сковорода! – Огляделась. – Сесть-то не на что. Придется постоять… Вы уверены, что правильно выдерживаем направление?

– Надеюсь. Мы же все время на солнце.

Девушка задумалась, потом подняла на Леха тревожные глаза:

– Слушайте, ужасная мысль! Ведь солнце тоже двигается.

– Ну? И что?

– Оно на востоке только восходит. А к двенадцати должно быть уже на юге. А мы-то что делаем?

Лех ошеломленно уставился на солнце:

– Да… Похоже, что мы все время поворачиваем, идем дугой. Поэтому и городка не видно. Как нам раньше не пришло в голову?

– Конечно. А если так и следовать за солнцем, мы бы к ночи вернулись в отель. Значит, теперь нам надо идти, чтобы солнце было на правом плече.

Лех, расстроенный, кивнул. Сгустившаяся кровь громко билась в висках, он боялся, что потеряет сознание.

– Еще как-то по азимуту определяют направление. По-моему, азимут – это угол между чем-то и чем-то.

Ниоль усмехнулась:

– Я тоже всегда так думала… Вы не сердитесь, что не взяли воды?

– Нет, что вы!

– И если мы тут пропадем, все равно не будете сердиться? Похоже, тут можно пропасть.

– Конечно не буду.

Собака, коротко и часто дышавшая, села рядом с Лехом. В шерстяной шубе ей было жарче всех. Влажный язык она вывалила – Лех никогда не думал, что у собак такой длинный язык. Едва только он заговаривал, собака принималась неотрывно глядеть ему в глаза. Как будто ей всего чуть-чуть недоставало, чтобы преодолеть рубеж, после которого человеческая речь станет для нее совсем понятной.

Сверху послышался отдаленный гул. Голубой самолетик, почти невидный в чаше неба, уходил к югу. Нелепым казалось, что пассажиры сидят там благополучные, в комфорте, совсем и не подозревающие, что двое внизу, в пустыне, провожают их тоскливым взглядом.

Ниоль вздохнула и посмотрела на собаку:

– Идея! Знаете что, пусть она ищет! Может быть, учует воду.

– Бьянка?

– Конечно. Она, наверное, думает, мы просто гуляем.

– Ищи! Ищи, Бьянка!

Собака заметалась, поскуливая.

– Ищи воду! Ищи людей!

Собака замерла, потом галопом бросилась прочь. Парусный хвост мелькнул несколько раз, уменьшаясь, исчез за ближайшим холмом. Прошла минута, другая… пять минут, десять. Жара становилась окончательно невыносимой. Ниоль и Лех старались не смотреть друг на друга – страшно было услышать или высказать, что собака вообще не вернется.

Но вдали раздался лай, начал приближаться. Лех и Ниоль просияли.

Собака вымахнула на пригорок. Двое заторопились к ней. За этим пригорком обрывалась наконец опостылевшая щебенка. Даже не так стала давить жара, когда они вышли из серого однообразия. Спустились в долинку. Собака бежала, оглядывалась, останавливалась, поджидая. Потом вовсе стала, опустив морду к земле.

– Человеческий след!

Двое заторопились за собакой вдоль долины. Но путь преградила гигантская заваль пустых консервных банок, влево уходящая за горизонт. Было страшной мукой идти по ним – при каждом шаге нога проваливалась, банки с грохотом выскакивали из-под ступни, ржавчина столбами повисала в неподвижном воздухе. Лех и Ниоль несколько раз сваливались поодиночке, потом взялись за руки. Собака прыгала впереди, подняв нос, принюхиваясь, видимо, брала след чутьем. Разговаривать было нельзя из-за непрерывного шума.

Банки кончились, их главный массив простерся к востоку. Начались пакеты из-под молока. Упругие, они тоже выстреливали из-под ног, но здесь хоть падать было легче. Потом Лех и девушка оказались в теснине среди неоконченных строений, тоже затопленных пакетами.

Силы быстро покидали обоих, они остановились отдышаться.

– Эй!

Ниоль и Лех обернулись.

На кигоновой стене стоял человек в ярко-зеленом комбинезоне.

Через полчаса, напоенные, накормленные, они блаженно возлежали на брезентовой подстилке в палатке начальника экспедиции. То была группа, разыскивающая подземную магнитную дорогу. Узнав, что туда можно проникнуть возле отеля, зеленый начальник отдал распоряжение свертываться своим зеленым сотрудникам, а сам, обрадованный, словоохотливый, все подливал гостям в стаканы зельтерскую из морозильника.

– Пейте, пейте. Угостить путника – закон пустыни. Для нашей группы счастье, что вы на нас вышли. Четвертую неделю разыскиваем дорогу – правительственное задание. В каких-то блоках памяти есть, конечно, полная информация о ней, но попробуй отыщи. Вообще так дальше продолжаться не может. Сложнейшая технология требует именно централизованного, единого руководства. Нельзя же, чтобы один в лес, другой по дрова, а третий знает, да не скажет, потому что невыгодно.

– Как вы ищете дорогу?

– Обыкновенно. Бурим. Думаете, легко найти? Во-первых,